Неточные совпадения
Он прочел письма. Одно
было очень неприятное — от купца, покупавшего лес в имении жены. Лес этот необходимо
было продать; но теперь, до примирения с женой,
не могло быть о том
речи. Всего же неприятнее тут
было то, что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он
может руководиться этим интересом, что он для продажи этого леса
будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
Левину ясно
было, что Свияжский знает такой ответ на жалобы помещика, который сразу уничтожит весь смысл его
речи, но что по своему положению он
не может сказать этого ответа и слушает
не без удовольствия комическую
речь помещика.
Эффект, производимый
речами княгини Мягкой, всегда
был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и
не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая
не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Я бы
мог быть ему полезным, потому что у меня и в Петербурге, и даже при…» Генерал
речи не оканчивал.
Не дай мне Бог сойтись на бале
Иль при разъезде на крыльце
С семинаристом в желтой шале
Иль с академиком в чепце!
Как уст румяных без улыбки,
Без грамматической ошибки
Я русской
речи не люблю.
Быть может, на беду мою,
Красавиц новых поколенье,
Журналов вняв молящий глас,
К грамматике приучит нас;
Стихи введут в употребленье;
Но я… какое дело мне?
Я верен
буду старине.
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante, [моя добрая тетушка (фр.).] я заметил, что бабушка
была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак
не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую
речь княгини, она сказала, особенно растягивая свои слова...
— Вот в рассуждении того теперь идет
речь, панове добродийство, — да вы,
может быть, и сами лучше это знаете, — что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет
речь, что
есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза
не видали, что такое война, тогда как молодому человеку, — и сами знаете, панове, — без войны
не можно пробыть. Какой и запорожец из него, если он еще ни разу
не бил бусурмена?
Но знаю, что,
может быть, несу глупые
речи, и некстати, и нейдет все это сюда, что
не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье, говорить так, как в обычае говорить там, где бывают короли, князья и все что ни
есть лучшего в вельможном рыцарстве.
И
буду,
может быть, ещё я веки течь,
Когда уже тебя
не будет и в-помине,
И о тебе совсем исчезнет
речь».
— Фенечка! — сказал он каким-то чудным шепотом, — любите, любите моего брата! Он такой добрый, хороший человек!
Не изменяйте ему ни для кого на свете,
не слушайте ничьих
речей! Подумайте, что
может быть ужаснее, как любить и
не быть любимым!
Не покидайте никогда моего бедного Николая!
— Беседуя с одним, она всегда заботится, чтоб другой
не слышал,
не знал, о чем идет
речь. Она как будто боится, что люди заговорят неискренно, в унисон друг другу, но, хотя противоречия интересуют ее, — сама она
не любит возбуждать их.
Может быть, она думает, что каждый человек обладает тайной, которую он способен сообщить только девице Лидии Варавка?
Отказаться от встреч с Иноковым Клим
не решался, потому что этот мало приятный парень, так же как брат Дмитрий, много знал и
мог толково рассказать о кустарных промыслах, рыбоводстве, химической промышленности, судоходном деле. Это
было полезно Самгину, но
речи Инокова всегда несколько понижали его благодушное и умиленное настроение.
Фразы представителя «аристократической расы»
не интересовали его. Крэйтон — чужой человек, случайный гость, если он примкнет к числу хозяев России, тогда его
речи получат вес и значение, а сейчас нужно пересмотреть отношение к Елене:
быть может,
не следует прерывать связь с нею? Эта связь имеет неоспоримые удобства, она все более расширяет круг людей, которые со временем
могут оказаться полезными. Она, оказывается, способна нападать и защищать.
— Но нигде в мире вопрос этот
не ставится с такою остротой, как у нас, в России, потому что у нас
есть категория людей, которых
не мог создать даже высококультурный Запад, — я говорю именно о русской интеллигенции, о людях, чья участь — тюрьма, ссылка, каторга, пытки, виселица, —
не спеша говорил этот человек, и в тоне его
речи Клим всегда чувствовал нечто странное, как будто оратор
не пытался убедить, а безнадежно уговаривал.
Самгин
не мог сосредоточить внимание на ораторе,
речь его казалась давно знакомой. И он
был очень доволен, когда Декаполитов, наклонясь вперед, сказал...
И, прервав ворчливую
речь, он заговорил деловито: если земля и дом Варвары заложены за двадцать тысяч, значит, они стоят, наверное, вдвое дороже. Это надобно помнить. Цены на землю быстро растут. Он стал развивать какой-то сложный план залога под вторую закладную, но Самгин слушал его невнимательно, думая, как легко и катастрофически обидно разрушились его вчерашние мечты.
Может быть, Иван жульничает вместе с этим Семидубовым? Эта догадка
не могла утешить, а фамилия покупателя напомнила...
Так она говорила минуты две, три. Самгин слушал терпеливо, почти все мысли ее
были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее
речи он искал каких-нибудь лишних слов, очень хотел найти их,
не находил и видел, что она своими словами формирует некоторые его мысли. Он подумал, что сам
не мог бы выразить их так просто и веско.
— Я думал… — говорил он медленно, задумчиво высказываясь и сам
не доверяя своей мысли, как будто тоже стыдясь своей
речи, — вот видишь ли… бывают минуты… то
есть я хочу сказать, если это
не признак какого-нибудь расстройства, если ты совершенно здорова, то,
может быть, ты созрела, подошла к той поре, когда остановился рост жизни… когда загадок нет, она открылась вся…
Передаю лишь смысл
речей,
может быть, многое и
не так припоминаю, но тогда я
был в слишком большом волнении, чтобы запомнить до последней точности.
Я дивился, но все эти странные
речи его произнесены
были так внезапно, что я
не мог еще ничего осмыслить.
Он начал мне длинную какую-то
речь по-французски, и хотя говорил очень сносно на этом языке, но я почти ничего
не понял,
может быть, оттого, что он к каждому слову прибавлял: «Je vous parle franchement, vous comprenez?» [«Я говорю с вами откровенно, понимаете?» — фр.]
Бывший солдат тоже, казалось,
мог бы понимать дело, если бы
не был одурен солдатством и
не путался в привычках бессмысленной солдатской
речи.
После
речи Фанарина, казалось,
не могло быть ни малейшего сомнения в том, что Сенат должен отменить решение суда.
Бахарев воспользовался случаем выслать Привалова из кабинета, чтобы скрыть овладевшее им волнение; об отдыхе, конечно,
не могло быть и
речи, и он безмолвно лежал все время с открытыми глазами. Появление Привалова обрадовало честного старика и вместе с тем вызвало всю желчь, какая давно накопилась у него на сердце.
У Ляховского тоже
было довольно скучно. Зося хмурилась и капризничала. Лоскутов жил в Узле вторую неделю и часто бывал у Ляховских. О прежних увеселениях и забавах
не могло быть и
речи; Половодов показывался в гостиной Зоси очень редко и сейчас же уходил, когда появлялся Лоскутов. Он
не переваривал этого философа и делал равнодушное лицо.
— Да, с этой стороны Лоскутов понятнее. Но у него
есть одно совершенно исключительное качество… Я назвал бы это качество притягательной силой, если бы
речь шла
не о живом человеке. Говорю серьезно… Замечаешь, что чувствуешь себя как-то лучше и умнее в его присутствии;
может быть, в этом и весь секрет его нравственного влияния.
Ни о какой действительной демократии при этом
не может быть и
речи.
Если отрицать ценность личности и сомневаться в ее реальности, то ни о какой свободе
не может быть и
речи.
И при этом ни о какой иерархии ценностей
не может быть и
речи.
Но
была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я
не могу решить, к тому же вся
речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор,
может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем
быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою, хотя и
не засыпал, а гости
не покидали мест своих.
«Насчет же мнения ученого собрата моего, — иронически присовокупил московский доктор, заканчивая свою
речь, — что подсудимый, входя в залу, должен
был смотреть на дам, а
не прямо пред собою, скажу лишь то, что, кроме игривости подобного заключения, оно, сверх того, и радикально ошибочно; ибо хотя я вполне соглашаюсь, что подсудимый, входя в залу суда, в которой решается его участь,
не должен
был так неподвижно смотреть пред собой и что это действительно
могло бы считаться признаком его ненормального душевного состояния в данную минуту, но в то же время я утверждаю, что он должен
был смотреть
не налево на дам, а, напротив, именно направо, ища глазами своего защитника, в помощи которого вся его надежда и от защиты которого зависит теперь вся его участь».
Одно
не понравилось
было дамам: он все как-то изгибался спиной, особенно в начале
речи,
не то что кланяясь, а как бы стремясь и летя к своим слушателям, причем нагибался именно как бы половиной своей длинной спины, как будто в середине этой длинной и тонкой спины его
был устроен такой шалнер, так что она
могла сгибаться чуть
не под прямым углом.
Но в своей горячей
речи уважаемый мой противник (и противник еще прежде, чем я произнес мое первое слово), мой противник несколько раз воскликнул: „Нет, я никому
не дам защищать подсудимого, я
не уступлю его защиту защитнику, приехавшему из Петербурга, — я обвинитель, я и защитник!“ Вот что он несколько раз воскликнул и, однако же, забыл упомянуть, что если страшный подсудимый целые двадцать три года столь благодарен
был всего только за один фунт орехов, полученных от единственного человека, приласкавшего его ребенком в родительском доме, то, обратно,
не мог же ведь такой человек и
не помнить, все эти двадцать три года, как он бегал босой у отца „на заднем дворе, без сапожек, и в панталончиках на одной пуговке“, по выражению человеколюбивого доктора Герценштубе.
Конечно, в высокоталантливой обвинительной
речи мы услышали все строгий анализ характера и поступков подсудимого, строгое критическое отношение к делу, а главное, выставлены
были такие психологические глубины для объяснения нам
сути дела, что проникновение в эти глубины
не могло бы вовсе состояться при сколько-нибудь намеренно и злостно предубежденном отношении к личности подсудимого.
О первом пункте
не могло быть и
речи, а со вторым мы все охотно согласились.
Вы сердитесь и
не можете говорить спокойно, так мы поговорим одни, с Павлом Константинычем, а вы, Марья Алексевна, пришлите Федю или Матрену позвать нас, когда успокоитесь», и, говоря это, уже вел Павла Константиныча из зала в его кабинет, а говорил так громко, что перекричать его
не было возможности, а потому и пришлось остановиться в своей
речи.
— Нисколько,
будьте уверены; я знаю, что вы внимательно слушали, да и то знаю, что женщина, как бы ни
была умна и о чем бы ни шла
речь,
не может никогда стать выше кухни — за что же я лично на вас смел бы сердиться?
Быть может, что плод того и другого
будет одинакий, но на сию минуту
не об этом
речь.
О выборе
не может быть и
речи; обуздать мысль труднее, чем всякую страсть, она влечет невольно; кто
может ее затормозить чувством, мечтой, страхом последствий, тот и затормозит ее, но
не все
могут. У кого мысль берет верх, у того вопрос
не о прилагаемости,
не о том — легче или тяжеле
будет, тот ищет истины и неумолимо, нелицеприятно проводит начала, как сен-симонисты некогда, как Прудон до сих пор.
Приблизительно можно
было догадаться, что он
мог мне сказать, а потому, да еще взяв в соображение, что если я скрыл, что
не понимаю его, то и он скроет, что
не понимает меня, я смело отвечал на его
речь...
Обыкновенно дня за два Настасья объезжала родных и объявляла, что папенька Павел Борисыч тогда-то просит чаю откушать. Разумеется, об отказе
не могло быть и
речи. На зов являлись
не только главы семей, но и подростки, и в назначенный день, около шести часов, у подъезда дома дедушки уже стояла порядочная вереница экипажей.
Во всяком случае, при таком смутном представлении об отечестве
не могло быть и
речи об общественном деле.
Теперь, когда Марья Порфирьевна перешагнула уже за вторую половину седьмого десятилетия жизни, конечно,
не могло быть речи о драгунских офицерах, но даже мы, дети, знали, что у старушки над самым изголовьем постели висел образок Иосифа Прекрасного, которому она особенно усердно молилась и в память которого, 31 марта, одевалась в белое коленкоровое платье и тщательнее, нежели в обыкновенные дни, взбивала свои сырцового шелка кудри.
Словом сказать, уж на что
была туга на деньги матушка, но и она
не могла устоять против льстивых
речей Струнникова, и хоть изредка, но ссужала-таки его небольшими суммами. Разумеется, всякий раз после подобной выдачи следовало раскаяние и клятвы никогда вперед
не попадать впросак; но это
не помогало делу, и то, что уж однажды попадало в карман добрейшего Федора Васильича, исчезало там, как в бездонной пропасти.
В непродолжительном времени об Иване Федоровиче везде пошли
речи как о великом хозяине. Тетушка
не могла нарадоваться своим племянником и никогда
не упускала случая им похвастаться. В один день, — это
было уже по окончании жатвы, и именно в конце июля, — Василиса Кашпоровна, взявши Ивана Федоровича с таинственным видом за руку, сказала, что она теперь хочет поговорить с ним о деле, которое с давних пор уже ее занимает.
Он сказал нам целую
речь, из которой мне запомнились слова: «Ваша ошибка в том, что вы
не видите, что общественный процесс
есть процесс органический, а
не логический, и ребенок
не может родиться раньше, чем на девятом месяце».
Те
речи и монологи, которые мы читаем в «Горе от ума», конечно, при свободе слова в «говорильне»
могли им произноситься как кандидатом в члены, но при баллотировке в члены его выбрать уже никак
не могли и, вероятно, рады
были избавиться от такого «якобинца».
Когда банковские дельцы вошли в город, все уже
было кончено. О каком-нибудь спасении
не могло быть и
речи. В центральных улицах сосредоточивалось теперь главное пекло. Горели каменные дома.
Для Ермилыча
было много непонятного в этих странных
речах, хотя он и привык подчиняться авторитету суслонского писаря и верил ему просто из вежливости. Разве можно
не поверить этакому-то человеку, который всякий закон
может рассудить?
Эта новость
была отпразднована у Стабровского на широкую ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и
мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная.
Ели,
пили, говорили
речи, поздравляли друг друга и в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался
не пить, но это
было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только
пить.